«БУФФ», КОТОРЫЙ ПОСТРОИЛ ИСААК
«Исаак в переводе с древнееврейского — «он смеется». Слово «буфф» по-русски значит «смешной, комический, шутливый»
«Чистый душою зритель, чье сознание не замутнено тонкостями градаций, выбирает то, что близко и понятно: комедию, музыку, музыкальную драму» (Исаак Штокбант)

Две эти цитаты, два афоризма, два изречения Исаака Штокбанта формируют, пожалуй, самое верное представление о «Буффе» как о театре-доме — и о человеке, который его построил.
Слова «смешной» и «смеется» не просто производные от слова «смех» (и близкие слову «радость», которую театр «Буфф» приносит людям). Они наиболее показательны и точны в отношении явления этого удивительного, неповторимого театра, имеющего поистине оглушительный успех, и феномена этой уникальной личности, равной которой не найти в культурном пространстве Ленинграда-Петербурга.
Театр «Буфф» построил человек, который умел смеяться — но умел и грустить. Его создал мастер, который научил этому искусству многие поколения артистов и передал этот дар всем сотрудникам — подлинным служителям — своего театра.
«Буфф» лишь условно родился из театра-кабаре, который, в свою очередь, родился во Франции. Условно же обрусев, слово «буфф» утвердилось в значениях «смешной», «шутливый», «комический». Произнесешь — и невольно улыбнешься...
Однако легкий жанр, в котором работает (и живет!) театр «Буфф», на самом деле самый сложный. Легкость обманчива. Потому что правильно смешить нелегко. Искренне и красиво грустить тоже непросто. Сочетать смешинки и грустинки в равных пропорциях — это не только умение и навык, это настоящий талант и редкий дар. Поэтому считать легкий жанр чем-то и почему-то ниже драмы и трагедии, отказывать ему в тонкости, глубине, чистоте, благородстве и серьзности абсолютно неверно — что убедительно доказывает своим 40-летним успехом чудесный театр «Буфф».

«БУФФ» — ТЕАТР СО СВОИМ ЛИЦОМ
«Буфф» — театр со своим лицом. У него свое художественное направление и своя эстетика. Это театр света и нравственного здоровья»

Это лицо лучше всего видят зрители «Буффа». Как говорится, «лицом к лицу». Впрочем, здесь и невооруженным глазом виден свет, слышно счастье — и ощутимо здоровье.
В любом виде искусства (и театральное — не исключение) существуют определенные социальные и художественные тренды. Театр «Буфф» всегда вписывается в любые, ибо его главный тренд неизменен: осчастливить своего зрителя.
«Буфф» — синоним счастья, сердечности, внимания и понимания.
«Буфф» дает энергию, внушает глубокомыслие и вселяет терпение.
«Буфф» — это благословенная территория добра, любви и счастья.
«Буфф» дарит хорошее настроение, на которое не грешно и «подсесть».
Да, от «Буффа» возникает замечательная зависимость. У артистов эта зависимость — как смысл жизни, когда честно, с удовольствием, легко и радостно занимаешься своим делом среди родных, близких по духу людей. Зависимость у зрителей возникает, когда никакой другой театр уже не радует так, как этот.
И хочется получать свою дозу позитива снова и снова. Без нее уже трудно и невозможно. Если бы все зависимости были столь замечательны, столь витальны!

ФИЛОСОФИЯ «БУФФА»
«Зритель, который был на нашем спектакле, должен уйти со светлым состоянием души. Ему должно быть хорошо. Это, если хотите, философия «Буффа»

Здесь юмор — категория экзистенциальная. Соответствующие бытие определяет соответствующее сознание: комическое, сатирическое, шутовское, фарсовое, гротесковое, водевильное, потешное...
Хорошие шутки — визитная карточка театра «Буфф». А уж о неподражаемом, тончайшем, добрейшем чувстве юмора самого Исаака Романовича Штокбанта ходят по театру и городу, по стране и миру легенды.
Чувство юмора, ирония, самоирония свойственны здесь всем и каждому — и передаются со сцены публике «воздушным» и энергетическим путем. Не верится, но на протяжении уже 40 лет (шутка ли — почти полувека!) «Буфф» дарит своим зрителям удивительные спектакли, которые учат исключительно добру и любви. За эти 40 лет «Буфф» стал настоящей легендой петербургского и российского театра.
Сегодня театральную палитру города уже невозможно представить без «Буффа» — самобытного приверженца незыблемых ценностей. «Буфф» при рождении задал сам себе высочайшую планку, которую держит всю свою долгую жизнь в искусстве — как бы пафосно это ни звучало. И есть у «Буффа» еще одно очень важнейшее качество, о котором в других театрах частенько забывают: эмпатия. Здесь умеют пробудить и развить в зрителе умение сочувствовать, учат сопереживать.

СМЫСЛ «БУФФА»
«Зачем человеку нужен театр?.. А приходит он за чувствами, поплакать или посмеяться — «прочувствоваться»

В «Буфф» идут и дети, и взрослые, и молодежь, и среднее поколение, и старшее. Ему все возрасты покорны. Сюда приходят те, кто испытывает потребность в общении, в задушевном разговоре, а не в тривиальном развлечении. Сюда стремятся с желанием погрузиться в особенную атмосферу, попасть в мир, где все понятно и доходчиво, просто и изысканно.
«Буфф» — это театр для общения. Пространство для разговора по душам, о том, что волнует, беспокоит. А главное — разговор здесь ведут на понятном зрителю языке.
А еще в «Буфф» идут за счастьем и нравственным исцелением — и гарантированно получают и то, и другое. И так становится хорошо, такая искренняя снисходит со сцены доброта, что люди возвращаются. Не иногда, а всегда. Вновь и вновь. Из раза в раз. Ибо «Буфф» примиряет с действительностью, говорит о вечном и показывает прекрасное. Делает он это каждый день и по-своему.
Он работает, живет и творит креативно, откровенно, смело — и всегда остается молодым душой и щедрым сердцем. Он вдохновляет и дарит оптимизм. Он пробуждает самые лучшие, самые светлые чувства. Он служит искусству и зрителю верой и правдой. И они отвечают ему благодарностью, симпатией, восхищением, уважением и преданностью. Они любят театр «Буфф» всеми фибрами души и передают это чувство из поколения в поколение.

ЭСТЕТИКА «БУФФА»
«Еще когда в 1980-х мы ставили «Мандрагору», мы заложили в этот спектакль всю эстетику буффа — театра веселого, театра озорного, театра музыкального, театра молодого, театра неизбывной энергии»

40-летняя история «Буффа» вмещает замечательные имена режиссеров, артистов, драматургов, композиторов, работавших и продолжающих работать здесь. Их знают, их любят, их помнят, ими восхищаются. Им признательны за то, что приобщают к высокому искусству, к хорошей литературе, к великой драматургии, к замечательной музыке.
Зрители благодарны театру Штокбанта за уроки добра, радости и любви. Ученики Исаака Романовича благодарны за уроки мастерства в профессии — и за уроки жизненной мудрости.
Слова «добро», «радость» и «любовь» для «Буффа» — ключевые и основополагающие. А еще — «чистота». Это кристалльно чистый театр. Без второго, третьего и прочих планов. Без какого-либо скрытого подтекста и полутонов. И уж тем более без какого-либо умысла — кроме любви, радости и добра...
«Буфф» любят безусловно, как ребенка, и принимают безоговорочно, как члена семьи. «Буфф» ценят за спектакли добрые, хорошие и смешные — но при этом они всегда «о чем-то», а не «лишь бы». Они фееричны, великолепны, шикарны и потрясающи. Они покоряют сердца и смотрятся на одном дыхании — и это не расхожий штамп, а констатация факта, фиксация чуда, которое происходит в «Буффе» ежедневно.

«БУФФ» МНОГОЛИКИЙ
«Я понял, что должен обучать и воспитывать артиста многопрофильного, владеющего разнообразными театральными жанрами»

Музыкальный. Драматический. Эстрадный. Яркий. Искрящийся. Светлый. Взрослый. Детский. Универсальный... И это все о нем, о «Буффе». Ибо он воистину универсален. Таких больше нет. Таких больше не «делают».
И спектакли «Буффа» универсальны: они актуальны и полны оригинальных художественных находок, они не стареют и продолжают привлекать все новых преданных поклонников. В них простота, а чаще — лаконичность. Шаловливость, а порою — незамысловатость. Зрелищность, а иногда — элементарные, воздушные визуальные решения.
Актеры здесь тоже универсальны. На профессиональном театроведческом языке их называют синтетическими. Синтетический актер одинаково хорошо умеет играть, петь и танцевать, то есть владеет своим телом, голосом и всем организмом (актерским инструментом) так, что ему подвластен любой сценический жанр и формат. Он пластичен, у него разработан вокал, у него подвижная психика и гуттаперчевая органика. Он обладает даром импровизации.
Таких актеров тоже почти нигде в России не «делают». А в «Буффе» — делают: находят, обучают, воспитывают, выпускают, берут в труппу, что равноценно понятию «принимают в семью». Такие актеры неустанно растут в профессии, а многие потом сами вырастают в режиссеров и педагогов. Они умеют играть и умеют ставить комедию, трагедию, трагикомедию, драму, водевиль, кабаре, оперу, мюзикл, концерт, капустник, шоу — для них нет ничего невозможного.
Таким образом «Буффу» покоряется любой жанр. В его афише мирно и дружно соседствуют античность и современность, размах и камерность. Над ним не властно время. Его не способны испортить никакие времена и никакие нравы. Он действительно многолик — но удивительно гармоничен.

«БУФФ» — ЭТО ЛЮБОВЬ
«Я люблю актеров. Это, наверное, потому, что самые старшие из них годятся мне в дети, а молодые — во внуки и внучки. И еще, наверное, потому, что почти все они мои ученики»

«Буфф» — это любовь. И это по любви. Это сделано с любовью. Любовь приводит сюда зрителей нескольких поколений и обеспечивает постоянные аншлаги. Любовь движет артистами и вдохновляет их на новые свершения.
Здесь, как не раз подчеркивал Исаак Романович, «царит актерское братство — большая семья, очень близкие люди». Десятки, сотни близких людей, у которых был и остается один творческий родитель, наставник молодых талантов, которые, даже став взрослыми и опытными, привыкли к тому, что окружены заботой и доверием, получают совет и поддержку, ждут ее и нуждаются в ней, как дети.
Ученики и соратники Исаака Романовича Штокбанта, дети, выпестованные в его театре, носящем его имя, работают с явным удовольствием, с подкупающей самоотдачей, творят с неподдельной искренностью, играют и ставят с огромной преданностью делу жизни своего мастера. В театре неизменно царит благодушие, бурлит жизнь — и всегда хорошее, праздничное настроение.
Зритель все это прекрасно чувствует и потому симпатизирует театру, голосует за «Буфф» обеими руками. А делает он это просто: идет в театральную кассу. Он выражает свою любовь, преданность, признательность тем, что скупает все билеты и обеспечивает аншлаги.

«БУФФ» В ШУТКУ И ВСЕРЬЕЗ
«Мы не позволяем себе заниматься только развлекательным искусством. Стараемся вносить свою художественную лепту в жизнь нашего общества»

«Буфф» транслирует позитив и мажор. Демонстрирует позитивное отношение к жизни. Рождает положительные эмоции. В шутку ли, всерьез, но без надрыва и пафоса, с благодушием и сердечностью. С добром и с улыбкой.
Об этом, к слову, не только говорил и ставил Исаак Романович Штокбант, не только учил этому своих подопечных и своих зрителей, но и писал — книги воспоминаний и тексты для театра. Его драматургические работы собраны в увесистый двухтомник: это лирические комедии, комедии-буфф, повесть для театра. Почитайте, полюбопытствуйте — получите огромное удовольствие и еще лучше поймете и еще больше полюбите этот театр.
Отец-основатель «Буффа» сам называл свой театр авторским — в том смысле, что все происходящее в нем рождалось и рождается в соавторстве внутри театра. Своих артистов он называл подвижниками — в том смысле, что работа у них непростая, даже тяжелая, «потому что заставить людей плакать проще, чем рассмешить». Возможно, поэтому в «Буффе» с особым трепетом относятся к детским спектаклям, ведь маленький зритель — самый искренний, очень восприимчивый и внутренне совершенно свободный.
«Буффовцы» уверены, что работа на детскую аудиторию — лучшая актерская школа. Неспроста же в «Буффе» родились «Буффики».
Но каким бы ни были возраст зрителя и возрастная маркировка на афише, «Буфф» всегда был и остается для всех «театром радости, простой и ясной, как солнечный день», всегда создает и поддерживает в своих стенах особую праздничную ауру.

«БУФФ» —ТЕАТР НАРОДНЫЙ
«Я считаю, что у нас народный театр, потому что мы стараемся подбирать репертуар так, чтобы зритель любил этот театр и приходил сюда. Мы хотим доставить людям удовольствие, радость, отдых от нашей сумасшедшей жизни»

Здесь ставят и играют с широким размахом, но с большим вкусом: эффектно или утонченно, нарядно или нежно, буйно или очаровательно, затейливо или незамысловато. Это подобно высокой клоунаде (кстати, синоним «буффонады») с ее эксцентрикой — не сугубо развлекательной, а, опять же, глубоко философской. В таком антураже красиво смешиваются любые краски и мирно сосуществуют любые театральные элементы, течения и приемы — от эстрадной пародии и гротеска до комедии дель арте.
Мюзиклы, водевили, комедии, драмы — не ищите здесь жанровой чистоты, ибо у «Буффа» жанр композиционный: искрящийся и кружевной, нарядный и резвый, невесомый и благодушный, броский и звонкий, озорной и плутовской, трогательный и прелестный. И заметьте: никем, нигде, никогда не повторенный — ведь нельзя же повторить самодостаточность и скопировать креативность.
Поэтому «Буфф» — театр со счастливой судьбой. Мастера всех поколений, от корифеев до молодежи, ведут здесь открытый и честный разговор со зрителями на равных.

БРАВО, «БУФФ»!
«Если говорить об эстетике, мы играем... «с прищуром». Не то чтобы несерьезно, но так, чтобы зритель чувствовал, что театр посмеивается над происходящим»

Если представить собирательный образ зрителя «Буффа» (а это возраст от «ноль плюс» до бесконечности) и его собирательный же отзыв (а исключительно восторженных, благодарных отзывов «Буфф» получает несчетное количество), то получится примерно следующее: «Прекрасные постановки, впечатляющая игра актеров... Спектакли позволяют погрузиться в историю и прочувствовать ее от начала до конца, оставляют целый спектр чувств — от смеха до слез... Актеры играют блистательно, великолепно, бесподобно, просто на ура, с полной отдачей на все сто процентов, без фальши, буквально проживая свои роли... Большие молодцы... Выше всяких похвал... На пять с плюсом... Как всегда — на высоте... Порадовали и удивили... Поклон до земли за ваше творчество... Душевно и проникновенно... Бьет в самую душу... С удовольствием придем смотреть другие постановки... Так держать!»
А мой личный фаворит — зритель по имени Сергей с трогательным отзывом на спектакль «Свои люди»: «Буффонище, я тебя люблю, ты лучший театр на свете!»
И, конечно, в отзывах этих, помимо моря восклицательных знаков и радостных смайликов — сотни, тысячи, миллионы искреннейших «браво» и «спасибо»: за атмосферу, за правду, за игру, за прекрасное времяпрепровождение, за волшебный вечер, за умиротворение, за бурю непередаваемых эмоций, за счастье, за праздник, за смех, за слезы, за любовь...

«БУФФ» — ЛЕГКИЙ И РАДОСТНЫЙ
«Все бывает — личные неприятности, тяжелая жизнь, кто-то на улице нахамил, но вечером нужно создать вокруг зрителя особую ауру — радости, праздника, веселья»

Это театр жизнеутверждающий по своей сути и оптимистичный по своей натуре. Его природа отчаянно, уверенно жизнелюбива.
Творческий подъем и творческий позитив «Буффа» неустанны. Шутки, юмор, добродушие, открытость — неизменны. Это такой театр-подарок, куда публика приходит подпитаться мощной энергетикой, зарядить свою внутреннюю батарейку, получить свою гарантированную порцию жизнерадостности, которой нам всем так порой не хватает.
«Буфф» — это всегда праздник, бодрость, счастье, радость, надежда. Зрители с подкупающей сентиментальностью признаются, что после просмотра спектаклей «Буффа» хочется жить. Бесценное признание!
«Буфф» — это честный, неунывающий и очень светлый театр. Добрый театр, который талантливо смеется и талантливо грустит вместе со своим добрым зрителем.

Мария Кингисепп

*Использованные цитаты взяты из книги «Посмеемся и погрустим» и из различных интервью Исаака Романовича Штокбанта — основателя, идейного вдохновителя и художественного руководителя Санкт-Петербургского государственного музыкально-драматического театра «Буфф», режиссера, педагога, драматурга, народного артиста Российской Федерации, лауреата Премии Правительства Санкт-Петербурга за выдающийся вклад в развитие петербургской культуры

Создатель бит-квартета «Секрет» и группы Hippoband, композитор и музыкант, артист театра и кино сначала играл в мюзиклах, затем начал их сочинять, а теперь стал арт-продюсером и открыл собственную творческую мастерскую — фабрику кадров для музыкальной индустрии.

Музыкальный театр Максим Леонидов, автор уже шести мюзиклов, хорошо знает, понимает и любит. В его картине мира музыка и драма друг друга дополняют, а там, где музыка бессильна, вступают актерская и режиссерская логика. При этом он любит и признает только такой театр, где между людьми что-то происходит. «Когда артисты ходят по сцене в красивых костюмах, в красивом свете, и по очереди говорят текст, мне откровенно скучно. Условная «Анна Каренина» в дизайнерских нарядах мне совершенно не интересна. Я хочу в театре плакать и смеяться, сопереживать героям, - объясняет он. - Просто хорошей музыкой меня тоже не проймешь: разную я музыку слышал в свое время... Вы мне покажите на сцене что-то такое, чего я давно или никогда не видел и не слышал! И чтобы звучала не фонограмма, а живой оркестр».
Жадный до впечатлений и благодарный зритель, он ежегодно целенаправленно летает в Лондон или Нью-Йорк, чтобы посмотреть, например, «Загадочное ночное убийство собаки», «Чарли и шоколадная фабрика» или «Newsies», которые хвалит за изобретательность и профессионализм создателей. Что характерно, Леонидов не завидует талантливым коллегам, а искренне восхищается увиденным, с азартом гадает, как технически сделаны трюки, и радостно отмечает удачные музыкальные, постановочные и актерские моменты.
Мюзикл как жанр отчасти наивный и даже полудетский нравится Леонидову тем, что дает возможность работать честно. Точно также ему и сказки нравятся — за искренние эмоции, за торжество простых человеческих чувств, за баланс правды и условности. В основе хорошего мюзикла, по его мнению, должна быть хорошая музыка, хорошая литература и хорошая команда.

Все эти данные сошлись во время работы над недавней премьерой мюзикла «Девчонка на миллион» в Театре музыкальной комедии, где Леонидов выступил в качестве композитора, арт-продюсера и исполнителя одной из главных ролей — сыграл бывшего царского таможенника Тимофея Храмова. В результате получился оммаж фильму Виталия Мельникова 1966 года «Начальник Чукотки», где главной героиней (вместо юного писаря Алеши Бычкова) сделали комсомолку Настю Глазкову. В начале 1920-х она едет строить советскую власть среди чукчей, а встречает там новую любовь (в лице героя Леонидова) и обретает новую жизнь (весьма неординарную).
Путь Максима Леонидова к этой постановке был долгим и витиеватым, хотя, несомненно, логичным. Хоровое училище имени Глинки при ленинградской Капелле. Актерский факультет ЛГИТМиКа (на дипломный музыкальный спектакль — пародийное ревю «Ах, эти звезды!» курса Аркадия Кацмана и Льва Додина стремился попасть «весь Ленинград», а возле Учебного театра на Моховой дежурил отряд конной милиции, чтобы не допустить давки). Легендарный бит-квартет «Секрет», хиты которого («Именины у Кристины», «Моя любовь на пятом этаже», «Сара Барабу» и, конечно же, «Привет!») в 1980-х знала вся страна. Сверхпопулярная программа «Кружатся диски» на ленинградском телевидении, которую Леонидов вел в тандеме с попугаем Вакой (говорившем голосом артиста Владимира Татосова). Эта же парочка снялась и в музыкальном фильме «Как стать звездой». Затем запись сольных альбомов (их уже одиннадцать) и концерты с группой Hippoband (ей уже двадцать лет). Актерские работы в целой череде мюзиклов в театре и в кино (среди них — Элвис Пресли в музыкальном спектакле «Король рок-н-ролла» и Беня Крик в фильме-мюзикле «Биндюжник и король»). И, наконец, сочинение пяти авторских мюзиклов, увидевших свет на разных площадках Москвы и Петербурга, плюс один мономюзикл.
Начало этой главы приходится на 2011 год. Тогда Леонидов играл в спектакле «Двое других» с Алексеем Кортневым, Андреем Ургантом и Александром Шавриным — своим давним товарищем, артистом, драматургом, и автором либретто и стихов к «Девчонке на миллион». Увы, до этой премьеры Шаврин не дожил.

«Как-то раз я позвал Шаврина на свой спектакль «Продюсеры» (российская версия мюзикла Мела Брукса, отмеченного премиями «Тони», «Грэмми» и Лоуренса Оливье) в театр Калягина «Et cetera», - рассказывает Леонидов. - Прекрасная была работа, бродвейского уровня: и по вложенным в нее деньгам, и по исполнению. Вскоре после этого Саша спросил: «А ты не думал сделать что-то подобное, но на русскую тему?» - «Да я бы с удовольствием, но нужна идея. И соавтор!» - «А ты сам можешь написать текст?» - «Понимаешь, какая штука: писать стихи для своих песен и либретто для мюзикла — это абсолютно разные вещи. Одно дело — говорить от себя, и совсем другое — от лица героя, с его интонациями, лексическим набором, характером... Не мое это». - «А давай я попробую? Я ведь пишу сказки для театра».
И они решили попробовать вместе. Шаврин показал Леонидову повесть Валентина Катаева «Растратчики», впервые опубликованную в 1926 году в журнале «Красная новь». В 1928 году ее поставил в МХТ Константин Станиславский, но спектакль не выдержал и сезона: НЭП, о котором шла речь, отменили, и ставшую неактуальной постановку сняли. С тех пор никто к этому тексту не обращался. Но Леонидова он зацепил: «Там растрата денег — лишь повод для того, чтобы поговорить о страстях человеческих. Два героя — бывалый Филипп Степанович Прохоров, который «доживает», но не пожил еще свое, и юный Ванечка Клюквин, который толком жизни не видел. И вот они вдвоем тратят казенные деньги, но получается у них странно и глупо. Это история загула, бесшабашного и смешного, трогательного и в чем-то трагичного: один пытается повеситься, другой чуть не сходит с ума... Мы с Шавриным написали мюзикл и изменили концовку: у Катаева в финале — тюрьма, а у нас — хэппи-енд».

Леонидов предлагал сочинение в разные театры: показывал Давиду Смелянскому, продюсеру «Et cetera», и Юрию Шварцкопфу, гендиректору петербургской Музкомедии, но как раз в это время экс-министр культуры Михаил Швыдкой открывал в Москве свой «Театр мюзикла», и в итоге «Растратчики» были выпущены там. Спектакль шел три сезона. Леонидов играл Прохорова, а молодой артист Артем Лысков — Клюквина. Премьеру увидел худрук Театра имени Маяковского Миндаугас Карбаускис и обратился к Шаврину. Я, сказал он, тоже хочу в своем театре мюзикл. Вернее, музыкальный спектакль для семейного просмотра.
И тогда Леонидов с Шавриным написали мюзикл «Мама — кот» на основе предложенной Карбаускисом повести-сказки чилийского писателя Луиса Сепульведа о том, как портовые коты воспитывали птенца чайки. Однако постановку Полины Стружковой в Маяковке Леонидов категорически не принял. Он пытался повлиять на репетиционный процесс, но услышан и понят не был. Авторы высоко оценили сценографию и костюмы Михаила Краменко, но все остальное в том спектакле показалось им совершенно чуждым.
Максим вернулся в Петербург с твердым намерением поставить «Маму — кот» так, как ему казалось правильным. Нашел продюсера — Алики Усубиани, режиссера — Андрея Носкова: людей с созвучными его собственным представлениями о том, каким должен быть мюзикл. Взяли поющих и танцующих артистов — и спектакль получился. Эта, по выражению Леонидова, «штуковина» по сей день идет и в Москве, и в Петербурге.

Дело пошло, Максим Леонидов начал входить во вкус. Он вспомнил свои любимые детские книжки: «Приключения Гомера Прайса» Роберта Макклоски и «Питер Брейн и его друзья» Эдмунда Хилдика. Замешали вместе с Шавриным два этих сюжета в один, имена позаимствовали у романов Марка Твена, и на свет появился мюзикл «Крем, Джем и Буги-Вуги». Премьера, спродюсированная той же Усубиани, прошла в Театре комедии имени Акимова. А вскоре в Театре имени Ленсовета родился мюзикл «Странствия Нильса» в постановке Марии Романовой по мотивам сказки Сельмы Лагерлёф «Удивительные приключения Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции»: скандинавский нуар в духе бутусовского театра.
Наконец, «Девчонка на миллион», также написанная в соавторстве с Шавриным, по признанию Леонидова «несколько лет провалялась в столе готовая — никто ее не брал». Но Максим уже был настроен решительно и настойчиво приглашал Юрия Шварцкопфа в «Ленинград Центр» на свой мономюзикл «Я оглянулся посмотреть». Когда гость наконец пришел, то работу похвалил, и в композитора и артиста Леонидова поверил.
«Я думаю, тут все совпало, - рассуждает Максим. - Мысль о том, чтобы не продолжать выпускать зарубежные ремейки, а сделать что-то свое, назревала в Музкомедии уже давно. И вот вам, пожалуйста — патриотическая вещь, к тому же антикоррупционная. А вместе с тем, хорошая, добрая. Шварцкопф, конечно, рисковал, но положился на мнение специалистов: прежде чем дать добро на постановку «Девчонки», он показал диск с моей музыкой Алексею Нефедову, супервайзеру мюзиклов театра. А это крепкий профессионал. Если бы он сказал, что музыка «не очень», думаю, Юрий Алексеевич вряд ли решился бы на выпуск этого спектакля».
Леонидов надеется, что сотрудничество с Музкомедией одной премьерой не ограничится. И мечтает, чтобы его мюзиклы шли не только в столицах, но и в провинции. Правда, торговать своими сочинениями он не умеет. По натуре он именно арт-продюсер: готов брать на себя моральную ответственность за все, что происходит на сцене, держать в поле зрения работу всех цехов и в конечном счете отвечать — перед сторонним инвестором или директором конкретного театра — за качество всего продукта.
Уже задуманы новые сюжеты, и «руки чешутся сесть и писать дальше». А музыку — в голове — Леонидов пишет непрестанно, 24 часа в сутки. Для того, чтобы превратить ее в ноты, ему нужно услышать «да, нам это интересно» от близких по духу людей. Своей командой он считает режиссера и актера Андрея Носкова, балетмейстера Ольгу Прихудайлову и аранжировщика и клавишника Евгения Олешева, своего школьного и армейского друга.
Артистов же он решил готовить лично — и дебютировал в роли мастера. В недавно открытой творческой мастерской Максима Леонидова дети и подростки берут уроки музыки, танца, вокала, актерского мастерства. С младшими занимается актриса Александра Камчатова, супруга Максима, со старшими — актер Александр Койгеров. Из нестандартных дисциплин — музыкальный английский. «Это очень продуктивно, - уверен Леонидов. - Я сам так учил язык по песням «Битлз». Создана детская рок-группа «Secret News», которая выступает с «Hippoband» и в составе которой играет на бас-гитаре юный Леонид Максимович Леонидов. В ближайших планах — городской летний лагерь, где ребята будут писать сценарии, осваивать грим, придумывать костюмы и декорации, вести видеоблоги и в конце каждой смены выпускать настоящую премьеру музыкального спектакля или фильма.
«Я долго искал человеческий подход к музыкальному театру и однажды понял, что мне проще научить людей искусству мюзикла с нуля, чем пытаться переучивать их».
Звучит как творческое кредо.

Грустный сказочник с высокой и воинственной душой

«Чем дальше уходит его смерть в прошлое, тем яснее я вижу, какая мне выпала в жизни удача
— близко знать этого человека с высокой и воинственной душой», писал Николай Чуковский
в книге «Мы знали Евгения Шварца». Евгений Львович Шварц, известный всем прежде всего
как драматург, с трепетом служил недолгое время литературным секретарем у Корнея
Чуковского, был актером, поэтом, писателем, сценаристом, редактором и даже
радиоведущим. Но основным его предназначением стала роль грустного сказочника с
типично петербургской манерой тонко и горько шутить о самом важном, пропагандировать
добро и клеймить зло. В текстах, написанных большей частью в Петрограде-Ленинграде, за
внешним спокойствием и слегка напускной легкостью видны оголенные нервы автора.
Искренность и внутренняя смелость много переезжавшего и много повидавшего человека
тому причиной. И выстраданная гражданская позиция. Смело говорить об этом в отношении
Шварца, в душе очень религиозного, можно без лишнего пафоса, поскольку его отношение к
действительности было по сути библейским: простым и мудрым.

В городе литературы и мечты
Шварц мог бы навсегда остаться южным провинциалом, каковым он и родился в 1896 году в
семье врача и акушерки в Казани и чье детство и юность гимназиста прошли в Майкопе. В
Москве он выдержал всего два курса на юридическом факультете университета. В
неизвестный до недавних пор — и по понятным причинам - период его биографии с 1916 по
1920 годы Шварцу довелось служить прапорщиком в рядах Белой армии после окончания
военного училища. На Гражданской войне он получил тяжелую контузию, участвуя в одной
из операций генерала Корнилова, и был «награжден» мучившим его всю жизнь недугом —
дрожанием рук, изрядно портившим его и без того нестройный почерк. В дневниках Шварц
писал об этом сухо: «Куда меня несло, туда я и плыл, пока несчастья не привели меня в себя».
В университете Ростова-на-Дону Шварц также проучился недолго, вскоре увлекшись игрой в
передвижной студии «Театральная мастерская». Театром он «заразился» от отца, который
также занимался в самодеятельности, баловался пением и игрой на скрипке. С артистами
«Мастерской» и с двоюродным братом, известным в СССР чтецом-декламатором Антоном
Шварцем он и приехал в Петроград осенью 1921 года. Рецензенты щедро хвалили пластику и
голосовые данные начинающего артиста Шварца, но сборы от спектаклей были никудышные,
любительская труппа распалась, и вместо сцены пришлось петь в хоре и грузить уголь.
Вообще, Шварц в юности часто и сильно бедствовал, даже когда обратился к литературному
труду. Он не сразу, непросто, но мощно внутренне вырос в нем, окреп душою, в середине
жизни и именно в Петрограде-Ленинграде окончательно нашел себя в литературном труде и
навсегда сросся с местной топографией и с горделивым питерским духом.
О городе Пушкина и Достоевского, центре русской литературы, Шварц мечтал всегда, знал и
любил его заранее и заочно. Поселившись на Невском близ Литейного проспекта «во дворе
доходного дома, в маленькой квартиренке с таким низким потолком, что до него можно было
достать рукою», Шварц принялся жадно, во множестве посещать литературные кружки, где
познакомился и подружился с сыном поэта и писателя Корнея Чуковского Николаем. Тот
вспоминал: «Он сразу появился и у серапионов, и у Наппельбаумов, и в клубе Дома искусств,
стал стал часто бывать у меня. Жил я тогда еще с родителями, на Кирочной улице. Родителям
моим Женя Шварц понравился, и отец взял его к себе в секретари».

Озорной хозяин «Чижа» и «Ежа»
В середине 20-х годов Шварц был сотрудником Детского отдела Госиздата (с 1935 года - ДЕТГИЗа), возникшего по инициативе Корнея Чуковского, работавшего под руководством
Самуила Маршака. В ту пору, когда в СССР активно развивалась пионерская организация,
начиналась эпоха детских журналов для «будущих строителей коммунизма». Задача
ставилась звонкая: формирование правильного мировоззрения «человека нового советского
типа». Маршак подошел к делу творчески, собрав в редакции на Невском, 28, в трех
комнатушках на последнем этаже дома Зингера (нынешнего Дома книги) компанию из
молодых и задорных писателей и художников, среди которых, кроме Шварца, были авторы
журнала «Воробей» Житков, Бианки, Олейников, следом подтянулись Хармс, Введенский,
Заболоцкий. К тому времени Шварц уже имел некоторый опыт подобной работы: был
ответственным секретарем журнала «Ленинград». Но в веселой литературной студии, что
именовалась в кулуарах «Академия Маршака» и чью деятельность историки окрестили
«детством детской литературы», атмосфера царила удивительная, ни с какой другой
редакцией и тем паче с типичным государственным учреждением несравнимая. Сотрудники
беспрестанно хохотали, упражнялись в шутках, пародиях, импровизациях и эпиграммах.
Фантазия их бурлила, остроумие ежедневно и с восторгом оттачивалось.
Шварц занимался выпуском двух журналов - «Чиж» (Чрезвычайно интересный журнал) для
малышей и «Еж» (Ежемесячный журнал) для пионеров. В паре со своим давним товарищем
Николаем Олейниковым, с которым познакомился, навещая родителей, весной 1923 года в
городе Артемовске Донецкой области, где тот был секретарем «Всероссийской кочегарки» и
редактором журнала «Забой», а Шварц публиковал свои первые фельетоны в стихах, они
были подлинными хозяевами «Чижа» и «Ежа». Писатель Леонид Панлеев сравнивал
творческий тандем Шварца и Олейникова с Орестом и Пилатом, Ромулом и Ремом, Ильфом и
Петровым. Журналы под началом и благодушным присмотром Маршака они делали озорные,
добрые, красочные, наполненные живыми короткими рассказами и стихами. Для каждого
нового номера Шварц готовил свой «фирменный» раешник — серию картинок с веселыми
комментариями и уморительными прибаутками, родившийся из ярмарочно-лубочных
традиций скоморошества: предшественник комиксов, этот труд Шварца был начисто лишен
как псевдонародной фальши, так и поверхностной пошлости. В результате «Чиж» бил все
рекорды популярности (даже по современным меркам тираж в 75 тысяч экземпляров —
редкость для детской и взрослой периодики). Коллеги признавали, что «никогда в России, ни
до, ни после, не было таких искренне веселых, истинно литературных детских журналов».

Роман с театром, кино и радио
Из Детского отдела Госиздата Шварц ушел в начале 30-х годов. Его последующее обращение
к драматургии было неслучайным. Помимо любви к театральному искусству, уходящего
корнями в молодость и семейные традиции, он словно бы напитался театральностью за
время работы в журналах, где импровизированный спектакль длился нон-стоп. Розыгрыши,
которые устраивали друг другу и посетителям редакторы, были настоящим проявлением
пусть бесшабашного, но актерства: чего стоит один лишь эпизод, когда уставший от рутины
Шварц встречал авторов в коридоре, играя в верблюда и радостно ползая не четвереньках...
Первую пьесу «Ундервуд» о студенте Ныркове и пионерке Марусе Шварц написал еще в 1928
году, но настоящий роман с театром, на всю жизнь, начался в середине 30-х когда режиссер
ленинградского Театра комедии Николай Акимов убедил его сделать что-нибудь для взрослой
аудитории. Так появилась пьеса Шварца «Похождения Гогенштауфена», изданная в журнале
«Звезда» в 1934 году, - веселый и легкий взгляд советское учреждение с элементами сказки и
сатиры. Затем последовала политическая сатира «Тень» - легендарный и нежно любимый
спектакль-долгожитель репертуара, визитная карточка Театра комедии им. Акимова.
Пьеса Шварца «Красная Шапочка и Серый волк» родилась из «звукового, цветного,
мультипликационного» сценария, написанного в соавторстве с Олейниовым для студии
цветного кино при киностудии «Ленфильм» на Кировском (ныне Каменноостровском)
проспекте. Она была поставлена в Театре марионеток Евгением Деммени в 1938 году, а затем
в ленинградском Новом ТЮЗе, созданном Борисом Зоном на основе своего курса в Ленинградском театральном училище (ЛГИТМиК, затем СПбГАТИ). Этот режиссер, как и
Акимов, считается творческим отцом на театре и драматурга Шварца, и плеяды известных
артистов. Так, ведущим актером ТЮЗа в 1935-1944 годах был Павел Кадочников, с упоением
игравший у Зона сказочных героев и разных животных. Актриса Наталья Кадочникова,
внучка народного артиста СССР, вспоминает: «Некоторые роли в творческой биографии
дедушки были написаны специально для него. Например, в свое время Евгений Шварц
обратил внимание на совсем еще юного актера Павлика Кадочникова, игравшего тогда ужа в
ТЮЗе. «Какой хороший артист, — сказал драматург главному режиссеру. — Почему он у тебя
все время зверюшек играет?» И написал для дедушки роль Сказочника в спектакле «Снежная
королева».Зрители довоенного ТЮЗа никого другого не могли видеть в этой роли.
Свою знаменитую пьесу «Дракон» Шварц «писал про Гитлера, а получилось — про нас».
Она получилась настолько реалистичной, образной, острой и «опасной», что спектакль был
почти сразу снят с репертуара Театра комедии, а сама пьеса была запрещена для постановки
вплоть до 1962 года. Сегодня «Дракон» идет на сцене петербургского Театра им. Ленсовета.
В блокадном Ленинграде Шварц написал пьесу «Одна ночь» о героических защитниках
города, а до эвакуации в Киров (Вятку) и Сталинабад (Душанбе) успел поработать на радио
на Итальянской, 27, где с 1930-х и по сей день располагается Ленинградский Дом радио.
Тогда худруком Радиокомитета Якова Бабушкина (это по его инициативе в эфире была
исполнена Седьмая симфония Шостаковича в августе 1942-го) была создана литературная
программа «Радиохроника». В составе ведущих были поэты и писатели, исполнявшие для
блокадников свои произведения. Вместе с Берггольц, Инбер, Вишневским Шварц читал и
свои «Сказки о черте» и пьесу «Под липами Берлина», написанную в соавторстве с Зощенко.
Последние годы жизни Шварц жил в основном в «писательском» поселке Комарово, где
снимал домик у железнодорожного переезда. Умер он 15 января 1958 года в Ленинграде и
был похоронен на Богословском кладбище — «последней обители» многих известных
петербургских литераторов, художников, музыкантов, артистов и режиссеров.
Всего Шварц написал в Ленинграде около полусотни произведений для театра и кино. На
«Ленфильме» в картинах по его сценариям снимались прекрасные ленинградские артисты
Янина Жеймо («Золушка») и Николай Черкасов («Дон Кихот»). Уже после смерти Шварца
было экранизировано множество его пьес. Среди самых известных кинолент «Ленфильма» -
«Снежная королева», снятая Геннадием Казанским в 1966 году.

Он и не мечтал о театре. Поступил в ЛГИТМиК на курс к Игорю Владимирову как-то
нелогично: после школы, на голубом глазу, без особого напряжения. И вот тот румяный
наивный мальчик из семьи врачей превратился в умного, в меру упитанного мужчину в
полном расцвете сил и недавно получил звание заслуженного артиста России.
Александр Новиков — истинный «владимировец»: азарт игрока, стахановская
работоспособность и интеллектуальный подход к созданию роли свойственны всем ученикам
мастера. Кроме того, если уж расставлять приоритеты в профессии, Новиков - ярый
приверженец «старой школы»: он считает, что артиста по-настоящему «делают» только
крупные роли классического репертуара. Он — преданный ценитель чутких партнеров. Он
хотел бы выходить на сцену в сложном гриме. Но он же — противник актерского фанатизма
во всех его проявлениях: надрыва, вздутых жил, патетического серьеза, etc. И жгучий
поклонник почти утраченного российским театром жанра оперетты, в котором весьма
органичен.
Александр Новиков выглядит человеком без страха и упрека. Без вредных привычек. Не был,
не состоял, не замечен, не привлекался. Такие загадочно-правильные личности, особенно
если они еще и большие оригиналы, вызывают почтительный трепет. Про них пел
Гребенщиков: «Есть люди, у которых обращаются «на вы». От их имени современный
драматург Эрик-Эммануэль Шмит написал : «Оставьте нам сцену, а жизнь мы оставляем
вам».
Новиков — трудоголик: отдыхать не умеет, не любит, а потому как бы и не успевает. У него
если не спектакли утром, днем и вечером, так непременно какая-нибудь репетиция или
съемка. В то время как прочие успешные и востребованные коллеги рассекают на красивых
авто и курсируют между Петербургом и Москвой в бесконечных поисках лучшей доли,
артист Новиков степенно фланирует пешком между театрами Ленсовета, «Приют
комедианта», Музкомедии и музеем Достоевского, наслаждаясь архитектурными красотами и
улыбаясь прохожим. Добрая половина жителей Купчино и Московского района гордятся тем,
что регулярно ездят в метро вместе с самим Федей Курочкиным. А некоторые ходят в театр
им. Ленсовета только для того, чтобы на него посмотреть. Новиков крайне внимателен к
работе коллег и очень любопытен. Если вы собираетесь на премьеру — приготовьтесь, что
встретите в фойе возбужденного артиста Новикова, который рвется за кулисы поздравить с
успехом - или норовит по-английски, не прощаясь, сбежать в антракте, если обнаружил
провал.
Новиков очень общителен. Если даже вдруг он случайно свободен от всякой работы, вы
непременно найдете его в закулисном буфете. Даже если он сыт, он должен ежесекундно

поглощать «театр в собственном соку» впитывать его дух, атмосферу, старые и новые формы.
О, слышали бы вы, как он разбирает спектакли! Ему бы рецензии в прессу писать. А видели
бы вы, как он работает над ролью! Талант Александра Новикова многогранен. О том, с каким
остроумием он плетет рифмы вокруг театральных ситуаций и героев сцены и как потом
читает свои беззлобные, но точные эпиграммы на капустниках, по городу ходят легенды. А
еще он чуть ли не с младенчества освоил ударные инструменты и научился пленительно
исполнять романсы.
В детстве от культпоходов в театр Саша увиливал, но как-то, уже в 10-м классе, был силком
приведен в Театр им. Ленсовета на «Малыша и Карлсона», а затем случайно попал на «Вы
чье, старичье?». После чего и отправился поступать в театральный, шокировав родных.
После, в детских спектаклях, был и тем самым Карлсоном (спектаклю уже почти 40 лет), и
енотом, и псом, и котом. А во взрослом репертуаре как будто скромничает. А может, ждет
режиссера, который увидит его, наконец, в центральной роли. Впрочем, нельзя сказать, что
он обижен невниманием режиссеров. Нваоборот, у каждого для него находится роль: то
мудрого шута, то хитроумного плута, то ушлого притворщика. И в этих среднего калибра
комических ролях угадывается масштаб Леонова и Папанова. Осталась, кажется, ерунда:
вдохнуть - и донырнуть до их глубины. Но тут без режиссерской помощи никак даже
выдающимся комикам: лучше подождать, чем стать посмешищем.
Что удивляет, у Новикова — пламенная страсть ко вводам. Обычно артисты как-то
недолюбливают играть роли после своих коллег, а этот рад-радешенек, если доведется
впрыгнуть в чью-то размятую, тепленькую роль. Так было в спектакле «Фредерик, или
Бульвар преступлений», где Новиков за несколько лет прошел путь от помрежа Антуана до
любимой своей роли — дебелого драматурга, пишущего под псевдонимом Му де Звон.
Первая попытка сыграть на сцене героя-любовника была предпринята двенадцать лет назад в
спектакле «Лицо». Не убедил, как и в образе робкого Клеанта в «Мнимом больном». Любовь
сценическая становится органичной артисту Новикову сегодня: без мелодрамы и пафоса, зато
с коварством, как в «Веере леди Уиндермир», или обреченностью, как в «Night and day».
Отлично получаются у Новикова уморительные простаки. Интересно, что внешний вид
персонажей с внутренним миром самого артиста не совпадают совершенно. Пентюх или
недотепа, шалунишка или разгильдяй, переросток или подкаблучник — образы чисто
сценические. В жизни Александром Новиковым строг и справедлив. Страшен в гневе. Упрям.
Он не изменяет себе внутренне и почти не меняется внешне. Так же похож на медведя-
увальня, только все реже прикидывается на сцене животным или ребенком: меньше хлопочет,
колоритней интонирует, играет острее. И вот уж благородная седина в голову. Осталось
дождаться беса в ребро. Главная роль (которая дожидается актера) представляется не
однозначной — положительной, как Генри в «Смешных деньгах» по пьесе Куни, а
трагифарсовой, выпуклой, масштабной, глубокой, напряженно-драматичной. Артист Новиков
максимально органичен в классике: ему невероятно подходит век девятнадцатый, тем паче
Возрождение. Он мечтает о Гоцци, Гольдони, Мольере. Он мог бы стать шикарным
Подколесиным в «Женитьбе» Гоголя.
Из последних ролей любопытен бесхарактерный Милан в спектакле «Night and day» по
современной пьесе «Саранча». Тут еже виден новый Новиков: обозначена боль, но душевные
шрамы словно нарисованы, мерещится нечто от трагического принятия судьбы, но слишком
много сарказма. А спектакль по хитовой пьесе финна Мики Мюллюахо «Паника» в «Белом
театре» — и вовсе неожиданность. В откровенной истории про фобии и комплексы
обнаруживаем, что наш чаровник Сашечка Новиков... смачно ругается матом! И откуда же,
мама дорогая, он слова такие знает? Покуда персонаж — 40-летний инженер Лео, эдакий
финский Митрофанушка, — погружается в ад кризиса среднего возраста, артист ощутимо
тревожится: не режет ли слух грубый текст из его уст? Вроде бы мат этот — обычное дело
для нынешней «новой драмы». Но именно бранящийся Новиков производит впечатление
катастрофическое. Лучше бы мы этого не слышали, как не слышим о его личной жизни,
которую в лучших традициях старой актерской этики Новиков обнес высоким забором с

колючей проволокой. И честь ему, и хвала за то, что мы никогда не узнаем, влюблен ли, есть
ли у него дача, умеет ли печь пироги и как выглядит его спальня. Дистанция огромного
размера между талантом и поклонниками должна быть всегда.